Баранов Валерий Владимирович,
1944 года рождения,
инвалид ЧАЭС 2-ой группы,
награжден медалью «За спасение погибавших» № 4087

Ровно через год после аварии, 30 апреля 1987 года, я и НС ООТ Вершинин В.В. прибыли в г. Чернобыль для оказания помощи в ликвидации последствий аварии на АЭС.

Первое впечатление — мертвый город. Буйная растительность, неухоженные цветущие сады и ни души на улицах.

Случайно, в оном из детских садов, обнаружили компанию отдыхающих мужиков в спецодежде, у которых и получили первую консультацию. Переночевали в этом же детском садике на детских кроватках, а утром 1 мая добрались до станции. Надо сказать, что на станции был обыкновенный рабочий день. Мы представились начальнику цеха радиационной безопасности Валерию Павловичу Редько и заместителю главного инженера, бывшему начальнику ООТ и ТБ Ленинградской АЭС, Щербине (имя, отчество не помню).

В это время на станции и в прилегающей зоне действовали и подчинялись абсолютно разным ведомствам следующие подразделения радиационной безопасности:
1. Цех радиационной безопасности — непосредственно подчинялся ЗГИ по РБ;
2. Служба радиационной безопасности УС (Управление строительства) 600 — министерство среднего машиностроения;
3. Группа дозразведки (ГДР) — наука;
4. Подразделения радиационной и химической разведки (РХР) — армия.

Вершинина сразу отправили на стажировку в смену, а меня — в службу РБ УС600, для разового проведения замеров на крыше, потому что вся служба РБ УС 600 была уже «накормлена» под завязку.

Для справки. 7001 помещение служит как бы венткоробом, в который выводятся вытяжные вентсистемы, где воздух перемешивается и далее выбрасывается в вентрубу. Размеры этого помещения впечатляют — наверное, чуть больше футбольного поля. Потолок этого помещения и есть крыша.

Сразу после аварии, когда еще только искали возможность локализации реактора, с вертолетов сбрасывали мешки с песком, свинцом и не все они попадали в цель. Многие из них проламывали крышу и оказывались в 70001 помещении. Впоследствии с крыши убрали куски топлива, заделали дыры и, с целью уменьшения общего гамма-фона, а главное — предотвращения распространения РВ в окружающую среду, начали заливать крышу бетоном. Все эти работы проводились УС600. Эффективность этих работ по снижению уровня гамма-фона и предстояло мне проверить. Дали мне радиометр ДП-5 с диапазоном измерения 0 — 200Р/Ч и запустили на «Катю».

Для справки. Крыша была условно разделена на три сектора: «Даша», «Маша» и «Катя». По центру располагается венттруба. Вокруг нее, размером приблизительно 10×10 — «Катя». Далее, размером 20×20 — «Маша». Вся остальная крыша, включая крышу машзала — «Даша». Время на замеры мне отвели одну минуту. В нескольких местах диапазона измерения прибора не хватало. За эту минуту я получил дозу облучения 1,5 бэра. Больше я на крыше никогда не был.

В течение мая и половины июня я руководил уборкой и последующей дезактивацией 7001-го помещения. Мне отдали двух дозиметристов с Армянской АЭС, одного из них я впоследствии выгнал, организовали пункт дозиметрического контроля в пом. 6003 и мы приступили к работе.6003 помещение географически располагалось близко от пом.7001, только этажом ниже, на отметке +70. Лифты не работали. 2 раза в день я преодолевал пешком 54 лестничных пролета. Дозиметристы преодолевали этот путь 5-6 раз в день, впоследствии объясню почему. Для производства работ в пом.7001 мне выделили, первое время, два полка «партизан» на день. Полк, конечно, это очень условно, 250-300 человек. Но так считала армия. Дальше, когда крупногабаритный мусор вытащили и гамма-поля сбили до более приемлемых, я обходился в день одним полком.

При дезактивации пом. 7001 пришлось столкнуться с некоторыми трудностями:
• Складирование и последующая вывозка активного мусора;
• Уборка пыли, в особенности мелкодисперсной;
• Снятие картограмм и замеры индивидуальных доз облучения.

Большую помощь в решении этих проблем мне оказывал начальник ЦРБ ЧАЭС Редько В.П. Этот человек действительно оказался на своем месте. Не создавая проблем в решении технических вопросов, он решение всех административных проблем взвалил на свои плечи, и это очень здорово помогало мне в работе. Так армия не могла решить вопрос с вывозкой высокоактивного мусора. Складирование мусора на 70-й отметке делало бессмысленной уборку пом. 7001. Пришлось подключать Редько В.П.. Только после его вмешательства, и то не сразу, мне стали выделять грузовые машины и крановщика.

После того, как освободили помещение от более-менее габаритного груза, мы столкнулись, наверное, с самой сложной работой на этом этапе, уборкой пыли. Пыль в помещении лежала толщиной в 2-3 см по всей площади. Как я уже говорил выше, прямо с крыши помещения выходила венттруба. Вентсистемы не работали, но законы физики никто не отменял, и присутствовала мощная естественная циркуляция воздуха и, как только мы дотрагивались до наших «залежей» пыли, все это сразу выбрасывалось через венттрубу в окружающую среду. От пылесосов пришлось отказаться сразу. Дело в том, что пылесборники в те времена, как у промышленных, так и у ширпотребовских пылесосов, были матерчатые. Мелкодисперсную пыль они не удерживали, и вся она вылетала прямиком в окружающую среду. Привлекали науку, как нашу так и армейскую, все без толку. Пришлось убирать пыль старым дедовским способом — мокрой тряпкой.

При работе в пом. 7001 было несколько не очень приятных моментов.

Первый из них — отказ дозиметриста из Армянской АЭС ходить на замеры в пом. 7001, мотивируя свой отказ тем, что он еще молодой и ему надо еще «поиметь» детей. Я сразу выгнал его с рабочего места, а Редько В.П. закрыл командировку и отправил домой. Дальнейшую его судьбу я не знаю.

Для оперативного контроля индивидуальных доз облучения мы использовали комплект индивидуальных дозиметров КИД-6А (зарядно-измерительный пульт и дозиметры Д-2). Примерно через час-полтора работы зарядно-измерительные пульты начинали показывать какую-то абракадабру. Сдали измерительные пульты на ремонт в радиотехническую лабораторию (РТЛ). Причиной такого «поведения» приборов оказалось радиоактивное загрязнение измерительного гнезда. Мы решили, что виновата в этом большая аэрозольная активность в помещении и каждый из дозиметристов поочередно, как я уже говорил выше, бегали в РТЛ для замены приборов. Как мы сильно ошибались.

Для справки. «Партизаны» прибывали якобы на переподготовку сроком на три месяца, но у них (не знаю официально или не официально)была договоренность с командованием сборов о досрочной демобилизации в случае, если они на радиационно-опасных работах получают индивидуальную дозу облучения 25 бэр.

И вот для того, чтобы быстрее набрать эту дозу, «партизаны» клали дозиметры Д-2 на пол и вместе с пылью и грязью катали их по полу. Застал я их за этим делом случайно. На работу в помещение одновременно запускалась группа в 25-30 человек и один из них постоянно стоял на «атасе». Однажды эта страховка не сработала. Я пошел на осмотр помещения и застал наших «партизан» прямо на месте преступления. После этого армия увеличила количество сопровождающих офицеров ( правда тоже из «партизан»), а у нас резко снизилось количество дефектов на измерительных пультах КИД-6А.

Был еще один неприятный случай, связанный с партизанами. Согласно инструкции по эксплуатации прибора КИД-6А, для производства замеров не известной дозы, начинают замер с первого поддиапазона, и если стрелка прибора пошла на зашкал, не вынимая дозиметра из гнезда «ИЗМЕРЕНИЕ», необходимо переключиться на второй поддиапазон. Если я приблизительно знаю дозу, которую измеряю, я могу ее измерить, минуя первый диапазон, но для этого я должен вставить дозиметр в гнездо «ИЗМЕРЕНИЕ», вытащить дозиметр и снова вставить для измерения. Для чего я так подробно на этом остановился. Один из партизан, размахивая карточками специалиста по измерению ионизирующих излучений (он был работником лаборатории стандартизации метрологии и измерений), взбунтовал весь полк. Толпа разъяренных мужиков обвинила нас в том, что мы сознательно занижаем им дозу облучения. Нас там чуть-чуть не разобрали на запчасти. Хорошо, что это была смена моего однокурсника, майора Лелюха В. Мы вместе учились, и вместе окончили военное училище. Мы договорились с бунтовщиками, что я посылаю дозиметриста за инструкцией по эксплуатации, и тогда все встанет на свои места.

С документацией на ЧАЭС был полный бардак. Ни на смене, ни в цехе инструкции не оказалось. Еле нашли затрепанный экземпляр в РТЛ. После того, как выбранные люди от бунтарей убедились в нашей правоте, конфликт сам собой угас. Командование сборами применило к бунтарям какие-то дисциплинарные меры, а сами бунтари применили меры физического воздействия к организатору этого дебоша (это по слухам).

В конце мая из Москвы пришла бумага, которая ограничивала персональную дозу персоналу, командированного с действующих АЭС до четырех бэр. К этому времени у меня официально было шесть бэр и меня вывели из зоны (условно), не снимая работ по дезактивации пом. 7001, а еще поручили сделать экспликацию помещений 3-го блока, для чего выделили пять студентов. Переделок было очень много и этой работой, можно сказать без преувеличения, занимались все и местная служба РБ и весь командированный персонал. Люди приносили черновики, мы их проверяли, а студенты чертили на ватмане формата А-1. Эта работа продолжалась приблизительно два месяца. Так закончилась моя командировка на ЧАЭС.