Икона «Чернобыльский Спас», была написана в память о Чернобыльской трагедии по благословению Блаженнейшего Митрополита Киевского и всея Украины Владимира. Инициировала написание иконы крупнейшая Всеукраинская общественная организация, объединяющая чернобыльцев — «Союз Чернобыль Украина», и с этих пор образ стал почитаемой святыней для всех помнящих страшную трагедию и чтущих самоотверженный подвиг ее ликвидаторов. По словам Блаженнейшего Митрополита Владимира, «икона „Чернобыльский Спас“ придала особое духовное осмысление страшной чернобыльской трагедии и христианского подвига людей, не пожалевших своих собственных жизней ради всеобщего блага».

На Иконе «Чернобыльский Спас» изображены чернобыльцы — живые и мертвые, с Господом Богом — Судиею и Спасом. Фактически, изображенные на иконе люди — это Божия людская рать, которая сберегла нашу землю и жизнь, дарованную Создателем. Ранее человека с Богом на иконах изображать было не принято. Лишь потому, что чернобыльцы заповедь Господнюю «не убий» исполнили, чужой крови не пролили, а своей не пожалели, им и выпала такая честь.

Рыжий лес назвали так потому, что буквально за несколько дней после аварии участок соснового леса превратился сначала в лес «рыжего» цвета, затем в сухостой… Сейчас его не существует — только молодая сосновая поросль на этом месте. Рыжий лес закопали в землю.

Слева на Иконе «Чернобыльский Спас» изображены души умерших чернобыльцев. Справа — ликвидаторы аварии: пожарный в респираторе, работник станции, летчик, медсестра. На горизонте, за очертаниями саркофага, виднеется зарево восхода, в небе летит звезда Полынь. На заднем плане — земля обожженная, на переднем — зеленая, оживающая.

Горецкий работал над «Чернобыльским Спасом» пять месяцев. Икона была освящена 28 августа 2003 года у стен Успенского храма в Киево-Печерской Лавре. В 2004 году по инициативе «Союза Чернобыль Украины» был также написан полный список иконы «Чернобыльский Спас» для Храма Христа Спасителя в Москве. Этот список — дар чернобыльцев Украины чернобыльцам России. Желание передать список иконы 30 июня 2004 года поддержал и благословил Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II.

…Все эти трагические события в полной мере отразились в одной иконе, имя которой «Чернобыльский Спас». Сотни книг были написаны о Чернобыльской трагедии, много фильмов, киносюжетов снято об этой беде. И всё это давно пылится на полках, а в лучшем случае демонстрируется на очередную годовщину аварии. Но что не возможно человеку — возможно Господу Богу. Святая икона сразу выразила всё то, что годами пытались рассказать люди. Икона «Чернобыльский Спас», следующая Крестным Ходом по Украине, сразу была признана и востребована — сотни тысяч наших соотечественников помолились и испросили у «Чернобыльского Спаса» милости Божией.
Существует список, который находится при храме Входа Господня в Иерусалим. Храм расположен в одном из районов Киева и входит в состав мемориального комплекса.
«Посвящается тем, кто отдал свою жизнь ради моей жизни».

Икона стала утешением чернобыльцам, её признали и стали считать своей во многих украинских семьях, ведь трагедия Чернобыля, по большому счету, коснулась каждого. Икона помогает раненой чернобыльской земле. Крестные ходы «Чернобыльского Спаса» сопровождаются чудесными явлениями и исцелениями. С изображением иконы чернобыльцы идут на сложные хирургические операции, подкладывают её больным детям под подушку.

Настоятель единственного действующего в зоне отчуждения Свято-Ильинского Храма отец Николай решил провезти список иконы «Чернобыльский Спас» по тем местам зоны, где ранее находились православные храмы, разрушенные в 1930 &тdash; 1950 годах. В этих священных местах ныне установлены православные кресты.

Однажды отец Николай привез икону в село Ильинцы, в котором раньше стоял Храм Рождества Богородицы. На этом месте священник установил икону и в окружении двух десятков старушек-самоселов, которые вернулись в родное село вопреки запретам, начал молебен. Во время службы среди ясного безоблачного неба возник столп света, который осенил всех. Это явление продолжалось всего несколько секунд, были сделаны фотографии, на которых это чудо выглядит как засвеченная полоса, исходящая из открытого Евангелия прямо в небо.

А в 2004 году произошел другой случай, который окончательно убедил верующих в необычных свойствах иконы: во время покушения на отца Николая нож попал в бумажник, где находилась фотография иконы. Это спасло священнику жизнь. Чернобыльская катастрофа — это испытание, данное Господом, чтобы предостеречь человека от более страшных ошибок. Чернобыльцы-спасатели заслужили высшую награду, возможную на земле — быть приравненными к Божией рати.

В 20-ю годовщину Чернобыльской катастрофы, дабы почтить память погибших и призвать народ православный к покаянию, свершился Крестный Ход по Днепру со святыми иконами Чернобыльский Спас, Успение Пресвятой Богородицы Киево-Печерская и Чудотворной Чернобыльской иконой Святителя Николая. Из Херсонеса святые образы на яхте повторили путь апостола Андрея Первозванного. Полуразрушенный древний Чернобыль звоном колоколов встречал святыни. С той поры Крестные Ходы с иконой «Чернобыльский Спас» проходят по Украине регулярно.

Павлова Любовь Алексеевна
1940 года рождения
«Отличник советской торговли»
Заслуженный пенсионер атомной отрасли

Я родилась в Мурмашах, была шестым ребенком в семье. Школа, кулинарное училище в Мурманске, работа поваром в Мурмашах, а с 1961 года поехала в город Заполярный, где строился Ждановский горно-обогатительный комбинат на базе Ждановского медно-никелевого месторождения, открытого в 1946 году. (В наше время это горно-металлургический комбинат концерна «Норильский никель»).

Людей, прибывших на стройку, на прочность испытывали не только совершенно не устроенный быт, круглый год жили в палатках, но и климат. Сильные ветры и морозы, вдобавок ко всему комбинат своим дымом окутывал город.

В Заполярном я встретилась с Юрием Алексеевичем Павловым, поженились, родились сыновья Алексей и Максим. Время шло. Работала поваром, Юрий Алексеевич — бригадиром электриков на тяговых подстанциях, подрастали дети. А на Кольском полуострове закладывалась еще одна крупная стройка. 18 мая 1969 года был уложен первый кубометр бетона в основание будущей Кольской атомной станции. Именно в этот день началось её сооружение.

В 1972 году, когда полным ходом шло строительство и монтаж оборудования I блока, Ю.А. Павлов по приглашению заместителя начальника электроцеха КАЭС Барышева В.С. переезжает в Полярные Зори, участвует в пуске атомного первенца Заполярья. А я в это же время также повышала свой профессиональный уровень, став поваром 6 разряда. Наша семья воссоединилась в 1974 году после предоставления благоустроенного жилья. Я продолжала работать на предприятиях общепита в Полярных Зорях. В 1976 году окончила курсы зав.производством и директоров предприятий общественного питания. В городе атомщиков работала заведующей столовой № 7, в комбинате питания Кольской АЭС. Не останавливаясь на достигнутом, постоянно повышала свое мастерство, в 1983 году окончила Московский техникум советской торговли и в этом же году за высокие результаты в работе была награждена званием «Отличник советской торговли». Я всегда была окружена молодежью, старалась быть хорошим учителем и наставником, воспитать грамотных, ответственный специалистов общественного питания.

Наступил 1986 год. Год, внесший определенные коррективы и в размеренную жизнь нашей семьи. Авария на ЧАЭС. Узнала я о ней на расширенном партийном собрании ОРСа. Не раздумывая, предложила свою кандидатуру для поездки в Припять.

Безусловно, значимость внесенного труда ликвидаторами, различна. Но без кого никак нельзя было обойтись, так это без работников общепита. Ведь недаром говорят: «Война, войной, а обед по расписанию». На ЧАЭС шла война с невидимым, коварным врагом, обуздать, укротить которого, было делом чести тех, кто прибыл для ликвидации аварии. Их тысячи надо было накормить, напоить, причем не кое-как, а вкусно, калорийно, чтобы пополнить силы.

Первую бригаду работников общепита и торговли Полярнозоринского ОРСа численностью 30 человек отправили в Чернобыль под моим руководством. Вахта с 17 по 27 июля 1986г. Сменили коллег с Курской АЭС.

Поселили в актовом зале СПТУ № 23. Спали на раскладушках. Одежда — белые робы и черные тапочки. Работали круглосуточно. Надо было 3 раза в день накормить, напоить 1000 ликвидаторов. Мыли и дезактивировали, стирали и чистили, варили и накрывали на столы. Находились под постоянным контролем дозиметристов.

Работы было много, крутились, как белки в колесе, но невозможно было не заметить щедрости природы на цвета, буйствовавших среди жуткой, щемящей тишины, которую нарушали только машины дезактивации, даже птицы не пели. Когда темнело вокруг столовой «загорались» огоньки. Это горели голодные глаза кошек, собак, свиней… Вся живность, брошенная людьми, шла к людям…

Но нельзя было раскисать. При всех сложностях и трудностях выпускали стенгазету, в которой рассказывали о событиях, происходящих в бригаде, о любимом и прекрасном Севере. Раиса Копылова писала стихи. Жаль, что ничего не осталось, все раздарили.

Я с любовью и благодарностью вспоминает работавших со мной зав. производством Л.А. Окрасинскую, поваров Р. Копылову, Л. Кнестяпину.

Проходят годы. В памяти сохраняются самые яркие эпизоды, события. Тех, кто прошел Чернобыль и все, что с ним связано никогда не забыть!

Касич Лариса Леонтьевна
1945 года рождения,
Заслуженный пенсионер атомной отрасли

Рыжий лес
Среди погибших отрешённых сосен
Весна блуждает солнечным лучом,
А рыжий лес навек сковала осень,
Он с ней бедою нашей обручён.
В пустом селе на проводах усталых
Не видно беззаботных лёгких птиц,
Текут тягучей болью в водах талых
Утраты наши — вереница лиц…
Зловещий призрак, облаком сожженный,-
Радиоактивный омертвевший лес…
Деревья тянут руки обречённо
В бесстрастное все виденье небес.
Владимир Шовкошитный
Из сборника стихов «Эхо Апреля»

Он первый — по высшему праву непосредственного участника ликвидации аварии — пропел «РЕКВИЕМ» героям Чернобыля, создал драматическую поэму «На следующий день».

Весной 1987 года пришла разнарядка на отправку работников Кольской АЭС в помощь ликвидации аварии на АЭС в г. Чернобыле. От реакторного цеха, где я тогда работала, требовалось выделить сотрудника для работы в канцелярии производственного объединения «Комбинат». Управление комбината находилось в г. Чернобыле. После беседы с начальником РЦ КАЭС Лямзиным А.А. я дала согласие на командировку.

4 марта 1987 г. самолетом из Мурманска я прибыла в аэропорт «Борисполь» г. Киева и, затем, автобусом была доставлена в г. Чернобыль. Поселили в 3-хкомнатной квартире, где кроме меня жили сотрудницы 2-го отдела из Киева.

График работы был установлен очень плотный — по 12 часов в день (с 8 утра до 20 часов вечера). Это было необходимо, чтобы был выполнен большой объем работы за небольшое количество времени. Чем меньше работник находится в зоне радиоактивного облучения — тем меньше причиняется ущерб здоровью.

Город Чернобыль находится в окружении хвойного леса. Когда я ехала из Киева, меня поразило, что почти весь хвойный лес был не зеленый, а оранжевого цвета. Лиственные деревья не сбросили листву, тоже оранжевую и стояли с оранжевыми кронами.

При въезде в тридцати километровую зону, и далее везде, стояли службы дозиметрического контроля, которые осуществляли замеры радиоактивного загрязнения. При необходимости проводилась дезактивация транспорта и дороги.

Для персонала занятого в ликвидации аварии на ЧАЭС было организовано 3-х разовое питание в общественной столовой, была аптека по бесплатному отпуску лекарств.

Весна на Украине в 1987 году была ветреной. Так как радиоактивный графит с ЧАЭС после взрыва был разбросан на большой территории, убрать его успевали не выезде, то, невольно, при дыхании частицы радиоактивного материала попадали внутрь, что очень опасно. У меня болело горло, а затем забарахлила щитовидка. Необходимо было носить респираторы, но было много молодежи ( военнослужащие, командированные, бывшие жители города Припяти и т.д.), которые не выполняли требования р/а контроля и, впоследствии, жестоко поплатились за это своим здоровьем и даже жизнями.

Производственное объединение «Комбинат» было организовано в 1986 г. с целью организации работ по ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Руководство находилось в здании бывшей администрации г. Чернобыля. Мне посчастливилось работать с Игнатенко Евгением Ивановичем, Волковым Александром Павловичем. На рабочем месте они находились мало, все время в разъездах. Мне пришлось заниматься документацией (печатанье, рассылка, отправка почты и т.д.).

Срок командировки заканчивался 6 апреля 1987г. По прибытии на Кольскую АЭС мною была сдана кассета с дозой облучения, которую мне выдали при отправке в командировку. Данных по кассете о дозе облучения не имею до сих пор.

Это было давно, 31 год тому назад. Но очень часто перед глазами всплывает желтый лес… Очень больно.

Эльвира Жаричева
1937 года рождения
Заслуженный пенсионер отрасли,
статус ликвидатора не имеет

Страшные и неожиданные события для нас простых людей произошли в апреле 1986 года на Чернобыльской атомной электростанции. Мир вздрогнул. Несведущему человеку в атомной энергетике это событие не было понятно, до какой степени опасно и далеко идущими последствиями отразится этот взрыв на всем окружающем нас мире. Сокрушительная мощь атома вырвалась из-под контроля. Взорвалась, разрушила гнездо реактора, обожгла и расплавила свое гнездо. Эта неуправляемая мощь задышала в окружающую среду, поражая своим страшным дыханием все живое и растительное. Не выдерживал металл, отказывая служить людям.

Особенно страшно и жутко это сообщение подействовало на людей, причастных к работе на атомных станциях, ибо мы представляли весь ужас этого события и его последствия для людей соседних областей, в чью сторону была направлена роза ветров. Люди покинули умирающий город Припять, время пошло дальше, а люди, судя по статистике медицинских показаний, стали расплачиваться за допущенные ошибки своим здоровьем.

В больницу Москвы поступила первая партия пострадавших с разной степенью поражения. Нас, группу работников Кольской атомной станции, отправили ухаживать за пострадавшими на ЧАЭС и убирать палаты. Кроме нас были несколько человек со Смоленской АЭС. Рядом с прекрасным зданием больницы, полностью отвечающим своему назначению, располагалась воинская часть химзащиты наши помощники, которые выполняли самую тяжелую и грязную внешнюю работу. Молодые ребята, глядя на них материнскими глазами, мы понимали, что рано или поздно они тоже расплатятся своим драгоценным здоровьем.

Нас по одному человеку распределили по этажам. Началась работа: мыли столики, полочки в ванной и туалет. После палат мыли длинный коридор. Однажды я обратила внимание на частую смену влажного коврика перед каждой дверью в палату. Оказывается, при поступлении и распределении больных по палатам произошло общее заражение территории больницы. Перед входом в здание больницы был вырублен асфальт и бордюры, на которых сидели поступающие больные. Они ждали, когда персонал больницы решит, кого и куда расположить, судя по степени состояния и самочувствия ребят. Был теплый солнечный июньский полдень, когда они поступили. Персонал был не в курсе, с каким диагнозом и откуда поступила группа больных. Естественно, ничего не подозревая, сестры в одних белых халатиках принимали и располагали больных по этажам и палатам. Позднее персоналу сообщили, с какого рода больными он имеет дело и рекомендации как их лечить. Вскоре персонал понял и ощутил на своем здоровье влияние этих живых источников. Сестры, ухаживающие за больными, стали жаловаться на общее состояние: боль в животе, диарею, боль в коленных суставах. Не понимая в чем дело, они пытались лечиться традиционными способами, но мы-то понимали, что происходит. При постоянной уборке мы требовали стиральный порошок, а завхоз, не понимая с каким видом грязи, мы имеем дело, ворчала и не давала нужное количество порошка. Пришлось идти к главврачу, и вопрос был решен.

К больным стали приходить жены, родственники, но никого не пускали. Нам пришлось передавать от них передачи фрукты, шоколад, а от больных передавали паспорта, письма, которые при выходе из больницы через дозиметрический контроль зашкаливали. И это несмотря на предварительную санитарную обработку.

Потом мы узнали новости с верхнего этажа. На 9 этаже в палатах стояла специальная аппаратура для лечения больных с такого рода диагнозом. Мы узнали о смерти тяжелобольных ребят. Вид их был ужасен. Они были покрыты сплошь незаживающими язвами. Они погибали. Умерших пожарных помещали в полиэтиленовые мешки. Уложив в гробы, дополнительно перемещали в ящики. Хоронили в глубоких могилах, закрытых бетонными плитами, вместо фамилии — номер. 1986 год. Номер… Радиация…

В самом начале работы я обратила внимание на женщину с восточной внешностью. Она была беременна. Часто замечала ее в коридоре у окна. Однажды подошла к ней, спросив, зачем она в этом отделении, почему не покинула это здание больницы. В ответ я услышала, что женщина находится под присмотром врачей и за это ей обещали квартиру в Москве. Мне стало ясно, что врачи ведут наблюдения за беременной с целью выяснения воздействия радиации на развитие плода. Стало жаль ее. Рассказала о вредном влиянии радиации на ее здоровье и, тем более, на развитие плода. По поводу квартиры посоветовала не обольщаться, так просто квартиры в Москве не дают.

У нас у всех на грудном кармане были кассеты дозиметрического контроля, которые нам выдали на КАЭС перед отъездом. По окончании рабочего дня мы выходили через рамки дозиметрического контроля и видели показания прибора. Они зашкаливали…

Баранов Валерий Владимирович,
1944 года рождения,
инвалид ЧАЭС 2-ой группы,
награжден медалью «За спасение погибавших» № 4087

Ровно через год после аварии, 30 апреля 1987 года, я и НС ООТ Вершинин В.В. прибыли в г. Чернобыль для оказания помощи в ликвидации последствий аварии на АЭС.

Первое впечатление — мертвый город. Буйная растительность, неухоженные цветущие сады и ни души на улицах.

Случайно, в оном из детских садов, обнаружили компанию отдыхающих мужиков в спецодежде, у которых и получили первую консультацию. Переночевали в этом же детском садике на детских кроватках, а утром 1 мая добрались до станции. Надо сказать, что на станции был обыкновенный рабочий день. Мы представились начальнику цеха радиационной безопасности Валерию Павловичу Редько и заместителю главного инженера, бывшему начальнику ООТ и ТБ Ленинградской АЭС, Щербине (имя, отчество не помню).

В это время на станции и в прилегающей зоне действовали и подчинялись абсолютно разным ведомствам следующие подразделения радиационной безопасности:
1. Цех радиационной безопасности — непосредственно подчинялся ЗГИ по РБ;
2. Служба радиационной безопасности УС (Управление строительства) 600 — министерство среднего машиностроения;
3. Группа дозразведки (ГДР) — наука;
4. Подразделения радиационной и химической разведки (РХР) — армия.

Вершинина сразу отправили на стажировку в смену, а меня — в службу РБ УС600, для разового проведения замеров на крыше, потому что вся служба РБ УС 600 была уже «накормлена» под завязку.

Для справки. 7001 помещение служит как бы венткоробом, в который выводятся вытяжные вентсистемы, где воздух перемешивается и далее выбрасывается в вентрубу. Размеры этого помещения впечатляют — наверное, чуть больше футбольного поля. Потолок этого помещения и есть крыша.

Сразу после аварии, когда еще только искали возможность локализации реактора, с вертолетов сбрасывали мешки с песком, свинцом и не все они попадали в цель. Многие из них проламывали крышу и оказывались в 70001 помещении. Впоследствии с крыши убрали куски топлива, заделали дыры и, с целью уменьшения общего гамма-фона, а главное — предотвращения распространения РВ в окружающую среду, начали заливать крышу бетоном. Все эти работы проводились УС600. Эффективность этих работ по снижению уровня гамма-фона и предстояло мне проверить. Дали мне радиометр ДП-5 с диапазоном измерения 0 — 200Р/Ч и запустили на «Катю».

Для справки. Крыша была условно разделена на три сектора: «Даша», «Маша» и «Катя». По центру располагается венттруба. Вокруг нее, размером приблизительно 10×10 — «Катя». Далее, размером 20×20 — «Маша». Вся остальная крыша, включая крышу машзала — «Даша». Время на замеры мне отвели одну минуту. В нескольких местах диапазона измерения прибора не хватало. За эту минуту я получил дозу облучения 1,5 бэра. Больше я на крыше никогда не был.

В течение мая и половины июня я руководил уборкой и последующей дезактивацией 7001-го помещения. Мне отдали двух дозиметристов с Армянской АЭС, одного из них я впоследствии выгнал, организовали пункт дозиметрического контроля в пом. 6003 и мы приступили к работе.6003 помещение географически располагалось близко от пом.7001, только этажом ниже, на отметке +70. Лифты не работали. 2 раза в день я преодолевал пешком 54 лестничных пролета. Дозиметристы преодолевали этот путь 5-6 раз в день, впоследствии объясню почему. Для производства работ в пом.7001 мне выделили, первое время, два полка «партизан» на день. Полк, конечно, это очень условно, 250-300 человек. Но так считала армия. Дальше, когда крупногабаритный мусор вытащили и гамма-поля сбили до более приемлемых, я обходился в день одним полком.

При дезактивации пом. 7001 пришлось столкнуться с некоторыми трудностями:
• Складирование и последующая вывозка активного мусора;
• Уборка пыли, в особенности мелкодисперсной;
• Снятие картограмм и замеры индивидуальных доз облучения.

Большую помощь в решении этих проблем мне оказывал начальник ЦРБ ЧАЭС Редько В.П. Этот человек действительно оказался на своем месте. Не создавая проблем в решении технических вопросов, он решение всех административных проблем взвалил на свои плечи, и это очень здорово помогало мне в работе. Так армия не могла решить вопрос с вывозкой высокоактивного мусора. Складирование мусора на 70-й отметке делало бессмысленной уборку пом. 7001. Пришлось подключать Редько В.П.. Только после его вмешательства, и то не сразу, мне стали выделять грузовые машины и крановщика.

После того, как освободили помещение от более-менее габаритного груза, мы столкнулись, наверное, с самой сложной работой на этом этапе, уборкой пыли. Пыль в помещении лежала толщиной в 2-3 см по всей площади. Как я уже говорил выше, прямо с крыши помещения выходила венттруба. Вентсистемы не работали, но законы физики никто не отменял, и присутствовала мощная естественная циркуляция воздуха и, как только мы дотрагивались до наших «залежей» пыли, все это сразу выбрасывалось через венттрубу в окружающую среду. От пылесосов пришлось отказаться сразу. Дело в том, что пылесборники в те времена, как у промышленных, так и у ширпотребовских пылесосов, были матерчатые. Мелкодисперсную пыль они не удерживали, и вся она вылетала прямиком в окружающую среду. Привлекали науку, как нашу так и армейскую, все без толку. Пришлось убирать пыль старым дедовским способом — мокрой тряпкой.

При работе в пом. 7001 было несколько не очень приятных моментов.

Первый из них — отказ дозиметриста из Армянской АЭС ходить на замеры в пом. 7001, мотивируя свой отказ тем, что он еще молодой и ему надо еще «поиметь» детей. Я сразу выгнал его с рабочего места, а Редько В.П. закрыл командировку и отправил домой. Дальнейшую его судьбу я не знаю.

Для оперативного контроля индивидуальных доз облучения мы использовали комплект индивидуальных дозиметров КИД-6А (зарядно-измерительный пульт и дозиметры Д-2). Примерно через час-полтора работы зарядно-измерительные пульты начинали показывать какую-то абракадабру. Сдали измерительные пульты на ремонт в радиотехническую лабораторию (РТЛ). Причиной такого «поведения» приборов оказалось радиоактивное загрязнение измерительного гнезда. Мы решили, что виновата в этом большая аэрозольная активность в помещении и каждый из дозиметристов поочередно, как я уже говорил выше, бегали в РТЛ для замены приборов. Как мы сильно ошибались.

Для справки. «Партизаны» прибывали якобы на переподготовку сроком на три месяца, но у них (не знаю официально или не официально)была договоренность с командованием сборов о досрочной демобилизации в случае, если они на радиационно-опасных работах получают индивидуальную дозу облучения 25 бэр.

И вот для того, чтобы быстрее набрать эту дозу, «партизаны» клали дозиметры Д-2 на пол и вместе с пылью и грязью катали их по полу. Застал я их за этим делом случайно. На работу в помещение одновременно запускалась группа в 25-30 человек и один из них постоянно стоял на «атасе». Однажды эта страховка не сработала. Я пошел на осмотр помещения и застал наших «партизан» прямо на месте преступления. После этого армия увеличила количество сопровождающих офицеров ( правда тоже из «партизан»), а у нас резко снизилось количество дефектов на измерительных пультах КИД-6А.

Был еще один неприятный случай, связанный с партизанами. Согласно инструкции по эксплуатации прибора КИД-6А, для производства замеров не известной дозы, начинают замер с первого поддиапазона, и если стрелка прибора пошла на зашкал, не вынимая дозиметра из гнезда «ИЗМЕРЕНИЕ», необходимо переключиться на второй поддиапазон. Если я приблизительно знаю дозу, которую измеряю, я могу ее измерить, минуя первый диапазон, но для этого я должен вставить дозиметр в гнездо «ИЗМЕРЕНИЕ», вытащить дозиметр и снова вставить для измерения. Для чего я так подробно на этом остановился. Один из партизан, размахивая карточками специалиста по измерению ионизирующих излучений (он был работником лаборатории стандартизации метрологии и измерений), взбунтовал весь полк. Толпа разъяренных мужиков обвинила нас в том, что мы сознательно занижаем им дозу облучения. Нас там чуть-чуть не разобрали на запчасти. Хорошо, что это была смена моего однокурсника, майора Лелюха В. Мы вместе учились, и вместе окончили военное училище. Мы договорились с бунтовщиками, что я посылаю дозиметриста за инструкцией по эксплуатации, и тогда все встанет на свои места.

С документацией на ЧАЭС был полный бардак. Ни на смене, ни в цехе инструкции не оказалось. Еле нашли затрепанный экземпляр в РТЛ. После того, как выбранные люди от бунтарей убедились в нашей правоте, конфликт сам собой угас. Командование сборами применило к бунтарям какие-то дисциплинарные меры, а сами бунтари применили меры физического воздействия к организатору этого дебоша (это по слухам).

В конце мая из Москвы пришла бумага, которая ограничивала персональную дозу персоналу, командированного с действующих АЭС до четырех бэр. К этому времени у меня официально было шесть бэр и меня вывели из зоны (условно), не снимая работ по дезактивации пом. 7001, а еще поручили сделать экспликацию помещений 3-го блока, для чего выделили пять студентов. Переделок было очень много и этой работой, можно сказать без преувеличения, занимались все и местная служба РБ и весь командированный персонал. Люди приносили черновики, мы их проверяли, а студенты чертили на ватмане формата А-1. Эта работа продолжалась приблизительно два месяца. Так закончилась моя командировка на ЧАЭС.